May, 2004

Saturday, May 15, 2004

Дырки, шмырки.

http://www.karaul.com/history/history.php?go=0&curFile=200405.txt#5_17_2004_01

-- Чего читаешь, Шура - поинтересовался Васек.

-- Маятник Фуко, дочитываю - уже давно хотелось, да как-то руки не доходили. - отрываясь от книги, ответил Шурик.

-- Ну и как?

-- Да по разному. Чапаев и Пустота, только между каждой строчкой сионистский след, который, на удивление, никуда не ведет.

-- А куда ему вести - удивился Васек -- Сейчас небось другие времена. Вот в сороковые годы он вел в крематорий, в начале семидесятых в США и Израиль, а теперь скорее всего на 47 улицу в Манхэттане, - Бриллиантовый дистрикт.

-- Ну, в книжке все это тоже объяснено. Сначала сплошные намеки на жидомасонский заговор, затем не менее ярые отмазки о непричастности. Гитлер их мочил, типа, чтоб тайну разгадать. А они оказались хоть и мудрые, но к тайне не причастные. Зря мочили только. Бред какой-то...

-- Чего бред, что мочили зря, или что к тайне не причастны? Я тебе друг, по секрету скажу, - если евреи к чему либо не причастны, то всяческим Ванькам типа нас с тобой там тоже нечего ловить. Всемирная Тайна без евреев, как пицца без теста.

-- Ну, наверное, - согласился Шурик, - Эко в этом духе и пишет. Жидомасонский заговор - плод больного воображения импотентов мистических течений. Кабалла - жалкая попытка воссоздать тайну тамплиеров. Очень не модная точка зрения, ты не находишь?

-- Да не знаю я. Нас в ПТУ этому не учили. Слушай, скажи мне лучше, а почему, если национальность так - еврей, а как заговор так жидомасонский - упорно переводил тему Васек.

-- Незнаю, - пожал плечами Шурик, - на английском разницы почти нет, а по нашему конечно режет слух. Великорусский антисемитизм.

-- Вот, третье значение - подметил Васек - не много ли, для одной нации.

-- Никогда не думал об этом, но возвратясь к книге, повторю - тема отсутствия всевышней тайны раскрыта Пелевиным куда много интересней, хотя Эко тоже умеет увлечь.

-- Да чем увлечь, - слегка вспылил Васек. Человек не правильно посчитавший количество природных отверстий в собственном теле вдруг начинает раскручивать тайны мировозздания. Курам на смех такой Пинкертон.

-- Это у него оперативная память барахлит. У тебя тоже с этим проблемы.

-- Это у тебя проблемы, - окончательно завелся Васек, - ты до сих пор свою фамилию не можешь по буквам выдать когда по телефону говоришь, - все записываешь и считываешь с бамажки, а ковыряться в носу и графоманить на Карауле, - вон какой удалец. -- Ладно с оперативной памятью, а когда Кабозон апосля лазанья по канализациям полночи по Парижу шарахался, в таксо разъезжал туда-сюда, в баре пиво пил, - от него чем, по твоему, воняло? Это по твоему, как, реально или во Франции так положено? Где элементарное соблюдение условий повествования. Я вот давеча в собачье дерьмо ступил, - так отмывал, отмывал, а от туфли все равно прет.

-- Да, - печально вздохнул Шурик, - умеешь ты падлюка убить всю романтику на ровном месте.

-- Не сердись, - успокоился Васек, удовлетворенный своими доводами, - все много проще. Я с концовкой, в целом согласен. Не ебут - не суйся, живи - радуйся солнышку и не ищи тайный смысл в очке всевышнего, бо если он слив небесных покушал на медни - можно ненароком утонуть в самом обыденном дерьме. Хочешь тайны - подумай кто стырил зонтик у тебя на работе. Хороший был зонтик, добротный. Как корова языком слизала....

Шурик уже не слушал. Васька понесло, а значит пора было идти спать.

Saturday, May 8, 2004

День Победы.

В моей семье воевали все. Один мой дед погиб под Берлином, 1 Мая 1945 года, второй выжил, дожил до 90 лет и вот увидел внуков своих товарищей в нацистской форме. По моему он даже не расстроен. На фоне того что произошло со страной которая родилась и умерла на его глазах, русский фашизм – мелочи жизни. Да и болячки, госпиталя и прочие атрибуты возраста не располагают к печалям по этому поводу.

А мне жаль, что так вышло. Причем обидно не за то, что группа русских людей пытается защитить нацию от того, что они считают злом. В этом нет ничего нового.
Обидно за ущербность реализации этих идей.

Национализм – понятие присущее каждой нации. У евреев есть Кохане Хай, у арабов Хамаз, у американцев ККК, и т.д. Все эти организации довольно самобытны в выборе символик, лозунгов и агитлитературы. Но почему-то именно русские националисты выбрали своими символами аттрибуты тех, кто насиловал наших бабушек, убивал наших дедов, расстреливал стариков и детей, жег города и села, гнал в рабство молодежь и пленных.

Почему руки навскидку, почему свастика. Пусть это старорусский знак, пусть древнеиндусский и т.д и т.п. Против него воевали наши деды. Все. Больше не о чем говоритъ.

Ущербность нации, или это какой-то глюк в менталитете Россиян? Меня при мысли о том, что мой дед увидел бы меня со свастикой на рукаве, бросает в дрожь. Так обидеть родного деда может только последний ублюдок. А ведь деды уебков из РНЕ тоже воевали…

Радует другое. Из тех фашистов кого мне довелось знать лично, все как один были хорошо образованные, но слабые духом парни. Их речи звучат красиво, их кулаки крепки. Но, ни один из них не бросил теплое место работы и не поехал в Чечню или в Югославию. Сплошной пиздежь на кухнях и в подворотнях. До дела у этих ублюдков не дойдет никогда. Погромы тех кто слабее, да мелкая хулиганка – вот их тараканий удел.

А посему, не будем обращать внимание на всякую шваль и порадуемся за наших ветеранов 59 лет назад спасших нас всех от фашистской чумы. Их с каждым днем становится все меньше и меньше. Хочется как-то оправдать их надежды, желания, мечты.

С Днем Победы Вас дорогие Ветераны.
Спасибо Вам и низкий поклон.

Thursday, May 6, 2004

Ох уж этот Чернышевский...

Слышь Шура, слыхал как в Иракских застенках новая власть над заключенными глумится? – поинтересовался Васек. – В рот дают, на табаретку ставят с проводами на вытянутые руки – типа упадешь на пол скушаешь высокое напряжение, беспредел какой-то.
-- Ты чего, с Урала? – оторвавшись от Маятника Фуко бросил Шурик.
-- Нет, хотя дедушка у меня из под Березников, а причем тут это – удивился Васек.
-- А при том. Ты службу свою подзабыл братан.
-- А че служба, при чем тут служба – занервничал Васек.
-- Да при том. – передразнил Шурик. – Кто бойцов на подоконниках с подушками строил, дембельские поезда кто организовывал? Кто в каптерку новослужащих за баночкой менструации постоянно подсылал? Кто их на крышу гонял бегать с портянками вокруг телеантенны - помехи разгонять? Кто рядового Жилко принуждал к самовольным отлучкам в соседнюю деревню за самогоном, кто склонял личный состав к хищению государственного имущества с целью продажи и последующего приобретения спиртных напитков? Кто доярок на боевом дежурстве развращал? Кто...
-- Хватит, хватит, -- прервал Васек – Прекрати тошнить. Половина обвинений – недоказуемый плод твоей фантазии, хотя могу признать – убедил, не такие они и плохие американцы эти. Солдаты, как солдаты, маются себе от скуки среди ублюдков. Обычная дедовшина. Бывает и хуже. – Хотя, отсосов я не одобряю.
-- Конечно, солдаты как солдаты, - ухмыльнулся Шурик -- посмотрим как все запоют когда по какой-нибудь Аль-Джазире покажут ответные меры Иракцев с нашими солдатиками пленными.
-- Все нормально – у мусульман гомосексуальные миньеты порицаются религией. – успокоил Васек.
-- Ага, сало они тоже не жрут. Первые пару дней после призыва.
-- Что же делать, Шурик. Кто виноват?
-- Евреи, ясное дело.
-- Почему?
-- Не знаю. Удобно...

Wednesday, May 5, 2004

Губит людей не пиво...

-- Ты, Шурик, какое пиво любишь пить, - поинтересовался на досуге Васек.
-- Холодное – не задумываясь ответил Шурик.
-- Паскудный ответ, - ухмыльнулся Васек. Я больше рассчитывал на Балтика 9, или там Бадвайзер.
-- Бадвайзер – моча. А вот Балтика 9 конечно ничего - спасибо евреям.
-- При чем тут евреи? – удивился Васек. – Ты, чего, антисемит, что-ли?
-- Без евреев не пил бы ты в Нью-Йорке Балтику 9. Кто ее по твоему экспортирует для нас из России - Вася Пупкин и Петя Залупкин? Нет, нам ее в магазин поставляют Мойши Куперманы и Абрамы Фрэкели.
-- Шо за имена, Шура? - ты сегодня явно не в духе. Напоминаешь мне Диму, руммэйта бывшего моего. Тому тоже жиды везде чудились, хотя сам прижимист был похлеще любого еврея.
-- Он не был прижимист, я его тоже знал, человек копил на победу великорусской идеи, - парировал Шурик. – Что до жидов, как ты их назвал, то прошу заметить, в этом мире есть евреи и есть жиды. Мне это одна старая еврейская бабушка как то рассказала.
-- Теорию эту я слыхал от множества евреев – протянул Васек – Пока ни разу не встретил еврея называющего себя жидом. Тебе не кажется это странным?
-- Это нормально. – Странно другое. Ты спросил про пиво. Я ответил. Каким образом мы перешли на еврейский вопрос – откликнулся Шурик.
-- На вопросы надо отвечать по существу. А-то холодное ему нравится – разозлился Васек и ушел в себя.

Никто так и не узнал какое пиво нравится Шурику.

Tuesday, May 4, 2004

И снова все о нем...

- Слухай, сегодня сон приснился, полный улет – радостно поприветствовал Васек.
- Чего, снова тебя башкой в чресла давешней гренадерши макали? – утомленно отозвался Шурик. – Задостал ты своей порнухой с раннего утра. Зайди на Караул и опубликуй, или лучше ПостМану пошли, может он оценит. На Караул не надо, я свой имидж из-за тебя теряю. Количество посетителей упало до нуля. Люди дегенератом обзывают. Подумай над этим.

- На Караул никто не ходит, я три года в бане не был... нудно-сопливо передразнил Васек. – Ну и зануда Вы Александр. Особенно спросонья непосрамши. Пойди, похмелись, что ли. Аль вдрочни. За Буша, так сказать. Глядишь – поможет. Сон будешь слушать или нет, вражина?
– Валяй – обреченно махнул рукой Шурик.
– О! Узнаю Соратника, - потирая руки, возрадовался Васек. – Слухай и завидуй, как товарища прет без вспомогательных средств.

Значит так. Сначала было, ты угадал, про гренадершу. А потом как станцию в ящике переключили. Меня вообще нет нигде. Зато есть Май месяц, Москва, Красная Площадь и мой дед. Молодой. Стоит в охране Сталина у Мавзолея. Парад идет какой-то. Физкультурницы с сиськами туго-обтянутыми белыми майками прут стройными рядами. Все без лифчиков, но сиськи торчком, никаких тебе ушек спаниеля. Соски торчат, толи от волнения, толи от утренней прохлады. Бабцы, короче, все как на подбор, какую ни выбери – чистая ‘Женщина с веслом’. Дед стоит по стойке смирно. Руки, правда, на яйцах скрещены, толи для солидности, толи телки его возбудили слегонца. Рожа деланно безучастная. Ему хоть и по кайфу на все это глядеть, но и про службу нельзя забывать. Чревато это очень.

Вдруг, с легким скрипком открываются двери Мавзолея, часовые берут на Караул и из них выходит Ильич, нервно отряхивая свой пиджак от белой пыли. Озирается вокруг, ухмыляется физкультурницам, затем поворачивается лицом к Мавзолею, задирает башку и, прикрываясь от солнца белесой ладошкой, начинает пятиться, пытаясь разглядеть присутствующих на трибуне.

Отойдя на пару метров и высмотрев Сталина, укоризненно грозит ему пальцем. Тот на него – ноль эмоций. Стоит на цицки физкультурниц пялится - по усам текут слюни сидящего на плече Берии. Сталин держит в правой руке дымящуюся трубку, а в другой поводок, намотанный на Бериины яйца. Когда тот от увиденного сильно возбуждается, Сталин дергает за поводок, Берия скулит, сучит ножками и плюется в толпу противно пахнущей слюной. Сталина это страшно забавляет.

Между тем, Владимир Ильич, видать, обидевшись на полнейшее невнимание со стороны стоящих на подиуме, принимается вести себя недостойно вождя народов. Сначала скверно матерясь, приспускает штаны, демонстрируя трибунам пожелтевшую, сморщенную, голую задницу. Затем, вытянувшись струной, глубинно втягивает сопли и, неловко подпрыгнув, посылает смачный, плотный плевок в сторону Сталина. Не доплевывает, расстраивается и, усевшись на ступеньку, принимается разуваться. Аккуратно сняв ботинки, принимается за носки. Стянув, каждый из них аккуратно нюхает, удовлетворенно морщится от запаха и раскладывает сушиться на слегка подогретом весеннем солнцем мраморе.

Никто, кроме деда на все это не обращает и малейшего внимания. Физкультурницы прут, груди колышутся, толпа машет прутиками с нанизанными на проволоку белыми бумажными цветами, Сталин пялится, трубка дымится, Берия харкается, Караул стоит как будто ни причем. Дед теряется в догадках чего делать. С одной стороны непорядок, с другой всем вроде до фонаря, ситуация не из приятных, но и кто он такой чтоб инициативу проявлять.

Посидев так некоторое время, Ильич вдруг резко оглядывается, ловит пытливый взгляд деда, вскакивает и семенит босичком в его сторону. Дед стоит, но руку на всякий случай, правую, переложил на кобуру. Ильич же, подскочив к нему, ласково улыбается и на манер маленького мальчика выпрашивающего у папы заветную игрушку, трусит за рукав мундира.

– Гриша, будь человеком, послушай меня всего одну минутку – воровато оглядываясь, быстро-быстро шепчет он деду в левое ухо – Помоги мне, Гриша.
Спаси ты меня старика от позора и мучений. Нет больше мочи так валяться, пойми ты меня болезного. Погляди, чего изверги учудили, ходят ногами по могиле, парады устраивают, никакого покоя и privacy. Апосля каждого парада полные глаза известки с потолка, - а у меня аллергия на пыль еще со времен Разлива.

Поможешь - буду перед господом нашим истинным и единородным – Иисусом Христом ежедневно молиться за здравие твое. Он заходил давеча на огонек, - печалился доле моей. Сам сказал, - я за язык не тянул, - будто на кресте висеть было много легче, чем наблюдать томленья мои нечеловеческие. Обещал в царствии своем пристроить на вакантное место ассенизатора.
Жаловался мне Иисусик на происходящий бардак в царствие евонном. Срут-то понятное дело, все подряд, а убирать не никто не желает. Заставить тоже нельзя. Рай все-таки. Порядки устоявшиеся, демократия и прочая хренотень. Испоганили, вообщем, место - воняет похлеще, чем в Капотне. Пора чисткой заняться, а то понабирали всяких ублюдков - не ровен час, создадут революционную ситуацию. Помнишь, небось, с курсов НКВД – низы не хотят, верхи не могут. Вижу, что помнишь, ученик ты хороший, по глазам заметно.

Не могу я Гриша, такую возможность упустить. Кому, как ни мне лучше всех справиться с зачистками-то? У меня же опыт беспрецедентный. Я ж в свое время сливки общества Иисусику поставлял. Скучает, он по тем временам,

Если я его щас прокантую – валяться мне под стопами ублюдков всяких еще столетья. Не пострелял в свое время всю научную интеллигенцию, так они в благодарность такой раствор придумали, что о разложении не может быть и речи. Ну, ничего, попадут они ко мне в рай. Я с Иисусом уже перетер на их счет. Такую таблицу Менделеева им устроим, будут помнить по, что старика мучили столько лет.

Ты, Гриша, вяжи на сиськи дуплиться, войди в положение старика, оторвись от этой порнографии. Будь же-ж ты человеком, падлюка чекистская, выполни волю старика, - пристрели меня, в левый глаз.

Дед растерян, но делает вид, что ничего не происходит. Но Ильич не унимается и продолжает надоедать. Застрели, да застрели. Кричать начинает, вопить. Ситуация, короче, не из приятных. Люди начинают оборачиваться, сторонится. И вот уже нет вокруг деда людей. Стоят они одни с босым Ильичем в образовавшемся пространстве. Ильич беснуется. Высморкался в рукав да на физкультурниц как смахнет. Те от неожиданности с ноги сбились, дрогнули их ровные ряды, вот одна упала, засмотревшись на беснующегося Ильича, вот другая споткнулась.

Дед, короче, в полной непонятке. Чего делать совсем неясно. Был бы кто другой, уже бы замочил как собаку, дело-то нехитрое. Но это же вождь! Его стрелять не положено. Да и как бы мертвый он уже. Не по христиански как-то все это.

Тут с трибуны перегибается Сталин, явно расстроенный сбившимися рядами сискоколонн, и диким голосом орет:
- “Гриша! Матъ твою! Ты пачему резину тянеш? Выполнай приказание! Мачи его, как просит! Ты же-ж присягу давал, жить, работать и учиться - как завещал великий Ленин. Вот и работай, а то он снова парад испортит. Каждый раз по весне вылазит! Осэнью его нэт, холодна ему, понимаешь! А, что ни вэсна, он тут как тут, сабака! Телок пугает падла, людям праздник портит. Нэхарашо это, да?!”

Дед, человек военный, - приказ есть приказ. Расстегивает кобуру, достает почему-то АКСУ, а сам думает – Странный Сталин какой-то – базарит как хачик из Текстильщиков. Что, за ‘да’ в конце предложения. Не по-грузински это все как-то.

Ильич же в это время посылает Сталину воздушный поцелуй, становится на колени и, прижавшись левым глазом к дулу, ликующе вопит.
– “Газуй Гриша! Мочи корки касатик!”

Сталин торжественно вытягивается, резко сбрасывает перепуганно-скулящего Берию с плеча, перекладывает трубку в левую руку, а правую вытягивает перед собой, сложив пальцы в кулак с оттопыренным большим пальцем руки. Медленно и величественно поворачивает он кулак, пока большой палец не указывает на землю.
Затем переводит свой орлиный взгляд на деда и говорит – “Мачи гада, генацвале! Нэ тяни рэзыну, богом прашу!”

Ильич зажмуривается, раздается оглушительный выстрел. Толпа оседает, физкультурницы падают на булыжники, слившись в единую массу тел.
– Бляха-Муха - думает дед, дуя на дымок из ствола, философски разглядывая груды физкультурниц – были б они голыми, да был бы у меня фотоаппарат, - Спенсер Туник обосрался бы от зависти. Ублюдки в Кристи дрались бы за снимок. Что за страна у нас такая - никакой возможности для воплощения полета фантазии.

Тут Ленин медленно встает с коленей. Оглядывается в непонятке, глаз щупает – все на месте. За его спиной раздается звук упавшего мешка с картошкой, за ним с визгом шмякается о мрамор другой. Ленин оглядывается. У Мавзолея лежит еще живой Сталин с дымящейся трубкой в сломанной руке, на светло голубой шинели расплывается темное пятно. Рядом с ним крутится жалобно скулящий Берия, с переломанными ногами.

Дед подходит к ним, и со словами – Ты за гада и падлу ответить должен, дорогой товарищ – добивает Сталина выстрелом в голову. – А ты, за харчки свои подлые – поворачиваясь к Берии, – еще поживи минут 10 – и отстреливает ему яйца.

– Пойдемте, дорогой Владимир Ильич, – подхватывая растерянного Ленина под руку, говорит дед, направляясь к входу в Мавзолей
– Вам пора отдыхать. Говно у Иисуса и эти двое почистят, благо надрочились похлеще Вашего, а Вы стране на месте своем нужны. Ко мне внук скоро приезжает из Кишинева, я его давно хотел в Мавзолей сводить. – Сами посудите, Владимир Ильич, зоопарк закрыли почти, в театрах одни бабы голые, если еще и Вас в Мавзолее не будет, чего же ребенку в Москве показать тогда?

– Тут я проснулся, – расстроено сообщил Васек. Не досмотрел, что стало с физкультурницами. Как ты думаешь к чему бы это?
– К поносу, – уверенно ответил Шурик – мне перед каждым расстройством желудка дедушка снится. – А вообще ты с подобными снами лет на 15 опоздал. Помнится, во времена Перестройки очень стебные газеты выходили. Мне еще мама, как-то в армию привезла парочку. Очень круто было читать. Такое бы там обязательно напечатали, а теперь подобным никого не удивишь, так что печати это не подлежит.
– Ну, а Караул? Давай туда закинем, может, - неуверенно предложил Васек - зря, что ли сайт существует.
– Закидывай. Все равно ты там всю публику разогнал своим бредом. Думаю, хуже не будет – согласился Шурик. – Только, моим именем не подписывайся.

На том и разошлись.